***

Империя, построенная на силе, не способна снискать любви и преданности, которыми подданные охотно награждают правление, основанное на идеях и красоте. Украсьте же вашу Великую Империю красотой и культурой.

Из речи кронпринца Рафаэля Коррино L'lnstitute de Kaitain Archives

Прошедшие годы не были милостивы к барону Владимиру Харконнену.

В ярости он изо всех сил ударил тростью по полке на стене лечебного кабинета. Банки с мазями, притираниями, пилюлями и коробки со шприцами с грохотом посыпались на выложенный плитами пол.

– Ничто не помогает!

С каждым днем барон чувствовал себя все хуже и хуже, внешность его менялась также не в лучшую сторону. Из зеркала на барона глянула краснорожая расплывшаяся карикатура на того Адониса, каким был когда-то Владимир Харконнен.

– Я похож на раковую опухоль, а не на мужчину. В комнату стремительно вошел Питер де Фриз, готовый в случае надобности прийти на помощь патрону. Барон попытался ударить ментата тростью, но тот увернулся от тычка с грацией кобры.

– Убирайся с глаз долой, Питер, – рявкнул барон, изо всех сил стараясь сохранить равновесие. – Уходи или я действительно придумаю, как тебя убить.

– Как прикажет его милость барон, – проворковал де Фриз елейным голосом, поклонился и выскользнул вон.

Людей, к которым барон испытывал искреннюю симпатию, можно было пересчитать по пальцам, но он ценил дьявольскую работоспособность своего извращенного ментата, его сложные многоходовые планы, умение предугадывать развитие событий.., ценил, несмотря на отвратительную фамильярность и отсутствие элементарных проявлений уважения.

– Постой, Питер, мне нужны твои ментатские мозги. Барон оперся на трость и подался вперед.

– Я хочу задать тебе все тот же старый проклятый вопрос: почему мое тело распадается? Узнай это, иначе я брошу тебя в самую глубокую темницу для рабов.

Тонкий, как хлыст, ментат подождал, пока Харконнен поравняется с ним.

– Сделаю все, что в моих силах, но я хорошо помню, какая судьба постигла тех докторов, которые осмелились лечить вас.

– Невежды, – прорычал барон. – Никто из них ничего не смыслил в своем деле.

– Барон, привыкший чувствовать себя здоровым и полным энергии, сильно страдал от искалечившей его болезни, которая внушала ему отвращение и страх. Харконнен набрал огромный вес. Физические упражнения не помогали, причину заболевания не удалось выявить ни при медицинском сканировании, ни при хирургической ревизии внутренних органов. За несколько лет он перепробовал массу исцеляющих процедур, иногда весьма причудливых, но ни одна из них не пошла на пользу барону.

За эти неудачи многие врачи Дома Харконненов поплатились мученической смертью от рук Питера де Фриза, который подчас с большой фантазией пользовался для умерщвления их же инструментами. В результате все более или менее стоящие врачи – те, которых не успели казнить – либо попрятались, либо бежали с Гьеди Первой на другие планеты.

Еще больше раздражало барона то, что начали разбегаться и слуги – и не потому, что Харконнен приказывал их убивать. Слуги бежали от греха подальше в Харко-Сити, растворяясь в массе рабочего люда. Когда барон появлялся на улицах города в сопровождении начальника своей охраны Криуби, то выискивал глазами бывших слуг или людей, которые были похожи на них. После посещения бароном Харко-Сити на улицах оставались горы трупов. Эти убийства, впрочем, доставляли барону весьма малое удовольствие, с гораздо большей радостью он получил бы ответ на мучивший его вопрос.

Де Фриз шел по коридору рядом с ковылявшим, опирающимся на трость Владимиром Харконненом. Окованный железом конец трости громко стучал по плитам пола. Скоро, подумал толстяк, мне придется носить специальную подвеску, чтобы избавить больные суставы от непомерной нагрузки.

Бригада рабочих, чинившая стену в коридоре, застыла от ужаса, заметив приближение ментата и барона. Люди, как заметил Харконнен, заделывали брешь, которую он пробил накануне в очередном припадке бессильной ярости. Рабочие поклонились и вздохнули с облегчением, когда трость барона простучала мимо, а ее владелец скрылся за углом.

Когда Харконнен и де Фриз оказались в гостиной, барон тяжело опустился в подвесное кресло, обтянутое кожей.

– Питер, садись рядом со мной.

Черные глазки ментата забегали, как у зверя, попавшего в капкан, но барон, нетерпеливо фыркнув, успокоил своего наперсника.

– Возможно, сегодня я не стану тебя убивать, если ты дашь мне умный совет.

Ментат вел себя со своей обычной невозмутимостью, ничем не выдав обуревавших его чувств.

– Давать вам советы – это единственная цель моего существования, мой барон.

Ментат держал себя несколько отчужденно, даже, пожалуй, надменно, зная, что Дому Харконненов дорого обойдется замена, хотя Бене Тлейлакс мог в любой момент вырастить нового ментата из того же генетического материала. Могло, правда, случиться и так, что двойник был уже готов и просто ждал своего часа.

Барон побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

– Это правда, но ты не всегда даешь мне советы, в которых я нуждаюсь. – Вглядевшись в лицо де Фриза, он добавил:

– Ты безобразный мужчина, Питер. Даже я с моей болезнью гораздо привлекательнее и красивее тебя.

Острый, как у саламандры, язык ментата метнулся изо рта и облизнул красные от сока сафо губы.

– Но мой дражайший барон, вы же всегда любили смотреть на меня.

Лицо барона приняло жестокое выражение. Он подался вперед, ближе к высокому тощему ментату.

– Хватит с меня любителей. Я хочу, чтобы ты привел ко мне доктора Сук.

Де Фриз едва не задохнулся от изумления.

– Но вы же сами настаивали на сохранении полной тайны во всем, что касается вашего заболевания. Доктора Сук обязаны сообщать о всех случаях, которыми они занимаются, в свой Внутренний Круг и отсылать туда львиную долю своего гонорара.

Владимир Харконнен сумел убедить членов Ландсраада, что располнел до такой степени только благодаря излишествам – для него это было вполне приемлемым объяснением, объяснением, которое не говорило о слабости. Учитывая вкусы барона, в эту ложь было очень легко поверить. Харконнен не желал становиться жалким посмешищем в глазах других аристократов, великий барон не может страдать простым, поражающим всех смертных заболеванием.

– Найди способ сделать это. Не пользуйся рутинными каналами. Если доктор Сук сможет вылечить меня, то мне просто нечего будет скрывать.

***

Несколько дней спустя Питер де Фриз выяснил, что на союзной Харконненам планете Ришезов практикует талантливый, хотя и склонный к нарциссизму доктор Сук. В мозгу ментата завертелись шестеренки. В прошлом Дом Ришезов оказывал Дому Харконненов некоторые услуги в щекотливых делах, например в убийстве герцога Пауля Атрейдеса во время боя быков, но союзники часто ссорились, деля пальму первенства. Чтобы разрешить этот деликатнейший из вопросов, Питер пригласил ришезианского премьера, Эйна Калимара посетить Убежище барона на Гьеди Первой «для обсуждения взаимовыгодного предприятия».

Калимар оказался пожилым, смуглым, безукоризненно одетым человеком, сохранившим атлетическое телосложение; на его носу красовались очки в тонкой проволочной оправе. Он прибыл в космопорт Харко-Сити в белом костюме с золотыми отворотами. Четыре гвардейца в голубой парадной форме Дома Харконненов сопроводили Калимара в личные апартаменты барона.

Войдя в покои Харконнена, премьер непроизвольно сморщил нос, что не ускользнуло от проницательного взгляда хозяина. В двух метрах от гостя был открытый стенной шкаф, в котором на крюке висело обнаженное мертвое тело молодого мужчины. Барон намеренно оставил дверь шкафа приоткрытой. Сладковатый свежий трупный запах смешался со старым, пропитав всю комнату. Этот отвратительный запах не могли перебить никакие духи и дезодоранты.

– Прошу вас, садитесь. – Барон указал гостю на кушетку, покрытую пятнами старой запекшейся крови. Вся церемония встречи была заблаговременно продумана так, чтобы сразу указать премьеру Ришезов его истинное место и заставить нервничать.